
...Москва, 1428 год по Хиджре. Я по заказу Дамира Мухетдинова, главы издательского дома «Медина», собираю альманах «Мавлид ан-Набий», буквально живу в мыслях и снах среди асхабов и ансаров VII века нашей эры. Среди написанного по теме вдруг – венок сонетов «Кааба» Юрия Линника, выдающегося ученого и поэта из Петрозаводска. Оказывается, о Каабе можно так смело писать, и в такой форме, и сравнивать ее с «Черным квадратом» Малевича! Я поражен.
А Линник, когда я стал высказывать мои восторги (мы проходили по Новокузнецкой улице мимо древлеправославного храма), удивляется мне: «Как, неужели вы сами были в Мекке, в Медине! И все видели своими глазами? Ну, как там?»
Он ведь написал стихи, мысленно побывав пред Каабой, умозрительно... а я-то жил в долине Мина до и после хаджа... Одним словом, пример Линника раскрепостил меня и вдохновил. И я вспомнил первую грозу близ Джамарата – совершенно чудовищную, с грохотом и вспышками, каких быть не может в России.
И понял – только жесткий, чеканный сонет способен что-то передать... А позднее сделал для себя еще одно открытие. Когда-то я написал сонет об изобретателе сонетной формы Джакомо да Лентино и не обратил внимания на существенную деталь. Все знают, что этот итальянский поэт так называемой «сицилианской школы» жил между 1180 и 1190 – ок. 1250 годов при дворе императора Фридриха Второго в Палермо. Он не раз упомянут Данте в «Чистилище» и трактате «О народной речи», его чтят все историки литературы. Но что такое был двор Фридриха Второго, культура Сицилии того времени? Удивительный, редчайший, вскоре угасший и не повторенный в Европе синтез латинства, византийства и арабо-мусульманского начал! Так вот где зародился сонет, а я и не осознавал. И сейчас еще не понимаю: какова была та «поэтическая химическая реакция», которая дала миру итальянский сонет?
Но так или иначе, главное объяснилось, вернулось на круги своя. Рожденный на Сицилии сонет – и в русском обличье – сохраняет подспудно энергию Счастливой Аравии, где людям был ниспослан сверхпоэтический супертекст – превосходящий все возможности человека Священный Коран.
Грозы Хиджаза
Слышал ты – страшное? Грозы в Хиджазе!
Треснувший неба ограненный ропот:
Рокот от камней, грохочущих в счастье,
Грохот горы, оборвавшийся в хохот?
Здесь – или сгинуть, иль сбыться пророку.
Третьего нет, не дано – Мухаммаду,
Голову спрятав, оглохнуть до срока,
Вмиг онемев – слушать Книгу в награду!
Глас Джабраила сквозь громы приносит –
Тише ручья и прохладнее тени –
В память впечатается поколений
Слово, сжигающее молниеносно
Саблей и сурой, стозвонным каламом –
Грозную ясность и милость Корана!
Хорал Джамарата
Брось свои камни скорее в шайтана!
Грохот из градин – хорал Джамарата.
Слабость твоя как свистящая рана.
Целься и бей беспощадно – стократно.
Этого боя, как ливня в пустыне,
Ангелы ждут от тебя – как от брата.
Джабраил тем же росчерком крыльев
Уносил в тишину Мухаммада.
Там над скалами Свет надвершинный,
Превращаясь в поющее Слово,
Ясным вихрем сметает препоны –
Возжигая цветенье в пустынях,
Боль и злобу сжигая во прах,
И Творца утверждая в сердцах!
Ближе, чем артерия
Где бы исчезнуть – в расщелинах тесно! –
Где бы укрыться от вещего зова?
Нет на земле столь утайного места,
Ни для змей, ни для ящериц крова...
Всюду Он – достигает и... душит
Джабраилом, и смертью, и Книгой.
Раскрывается лишь послушным
И безмерно щедрит, кто тихий.
Не исчезнуть, но стать подобным –
Прорастет же чрез камни колос! –
Мухаммаду, что слушал голос
И томился зерном безводным
Без Корана, сходящего властно
Ливнем, градом, слезами счастья!
Хиджра. Колокольчик верблюжий
Все отрадно для слуха, но лучше всего,
Колокольчик верблюжий, твое волшебство!
Хакани
Смотри, смотри в морозное окно:
Там сквозь узоры тайны расцветают,
И дышится пустынно и легко...
Верблюды гордо путникам кивают.
Аравия, твои пески поют
О странниках, поэтах, о Пророке –
Он мальчиком узнал торговый труд
И караванный ветер одинокий.
И слушал он бубенчик – легкий звон
Его ласкал и в скорби, и в печали,
Из Мекки смертником его прогнали,
Чтоб никогда не возвратился он.
Как зол наш мир! В пески гоним иль в снег
Вслед колокольцам – чистый человек!
Простор Корана
Кто в пустыне не жил, тот не знает простора
И своей глубины, широты своих глаз.
Мухаммаду открылось – и слуху, и взору –
То, что Бог утаил, чтоб порадовать нас.
Страх и благость отныне сияют в Коране:
Так, познавший резец, ограненный алмаз
Помнит муку свою – он в огне испытаний
Поборол даже смерть, просиявши сто раз!
Как и вы, так и я – в полусне, в полумраке
Растерял свои силы и ум омрачил,
Ниже ящериц прячась пугливо – не жил...
Где же огненный лазер Аллаха,
Что подкинет неживших – лететь выше гор?
Кто Кораном не жил, тот не знает простор.
Бадр. Черный плащ из верблюжьей шерсти
И спал он в песках и в горах.
И был он то сокол, то ящер в пещере.
Когда волком ночами страх
Грыз во тьме – молился о вере.
Его черный плащ – словно флаг –
Взлетал Аравийской саванной.
И любили его, но боялся враг
Сражаться с речью Корана.
Хотели умом да числом побеждать,
Усилием мощным и страстным –
Охваченных Словом властно.
Не знали они, что позорно бежать
Станут из Бадра. А место это навек
Запомнится – верой силен человек!
Куфи – почерк первый
Куфический почерк квадратен,
Каабе квадратной сродни,
Без нервов, без пятен, опрятен –
На пальмовых листьях огни.
На мутных пергаменах твердых,
На жарких Хиджаза песках,
На скалах близ Мекки, как в горне,
Тобой надписали – «Аллах!».
С тех пор с этих надписей строгих
Впечатал калам-каллиграф
Небесных узоров устав.
Запомни, художник, не «боги»
Зажгли свет луны в облаках:
Художник один есть – Аллах!
Арафат. Последнее на земле
Никто не забудет: гора Арафат,
Прощанье с людьми перед Встречей.
Не лик нам оставил, но огненный взгляд,
Аятом и знаком – навечно.
Лишь Слово весомо, запомни его!
Не лик, но Коран между нами –
Зерном, прорастающим в небо-окно,
И глазом, следящим за нами.
Слова Мухаммада нас ночью зажгут
Как звезды – не чтеньем, а пеньем.
Вникать в его тайны с волненьем
И птицы, и джинны, и люди придут.
Поднявшись на гору, поймут мрак глубин,
Склонившись в поклоне, достигнут вершин!
Верблюды. Имена
Араб верблюду дал имен так много,
Как будто нет роднее существа.
Язык – святилище и не вселяет многих,
Чужому не позволит волшебства.
Укутан в шерсть его пророк от детства,
Читает что-то по сухим губам...
Блаженно Хиджры горькое соседство
Холодной ночью, вкруг костра. Я сам
Катался на двугорбом великане
У бедуинов – вдруг открылась высь,
И голуби взлетели: берегись!
И в глубь веков – вослед за караваном
Мы убегали, будущее скрыв,
Внезапно свое прошлое открыв...
Хаджии слетаются в Джидду
Словно соколы, став на крыло,
Самолеты пикируют в Джидду.
Пики белых брезентных шатров
Снежных гор мне напомнили виды.
Здесь паломники белый ихрам,
Саван смерти и жизни воскресшей,
Одевают в полете – небесный имам
Призывает к молитве утешно.
Кто б поверил, что хаджий слетает в Хиджаз,
Словно птица, пробившая клетку?
К Богу вырвалась, смерти в отместку!
Человек от земли отрывался не раз:
Как хотелось бы мчаться с Пророком в Мирадж!
Подготовка к полету с Бураком – вот Хадж.
Минарет и колокольня на Синае
Синайская пустыня многоцветна:
Вулканный пламень вплавился в гранит
И, в радугу из острых жил одетый,
Блистает веером и искрами летит...
Тут под горой Мусы элладские монахи
Построили читальню-монастырь.
И дал им Грамоту защитную от страха
Пророк Мухаммад – христиан он чтил.
И вот с тех пор под гулом колокольным,
Как знак преемства, данный на века,
Сияют Солнце-крест, исламская Луна,
Стоят и минарет, и колокольня,
Творя молитву горней чистоты,
Отпугивая духов пустоты.
Реактор Каабы
Здесь каждый миг – вращенье тысяч душ:
Вокруг Каабы грешники и джинны,
Реактор мировой, вулкан, гудящий туш
Бессонных атомов, ничем не удержимых.
Паломники, откуда вы пришли?
Чернеет куб от горького гуденья.
Ведь камень чистым был – вы подошли
И плачет тьма, густея от круженья.
Бесстрашны вы – ныряйте в хоровод!
Весь долгий круг просите очищенья.
Смелей, смелее – близится прощенье
Лишь тем, кто силой Царствие берёт.
Ты выбился из сил, кружишь, изнемогая? -
Так, лёгким от себя... ты долетишь до Рая.
Материал взят из ежегодного научно-культурологического альманаха "Мавлид ан-Набий" № 3 (2009)